Большое утешение - разговор. Лучше если собеседник из тех, что любит поговорить, пока вы молчите. Впадаешь в удивительное состояние не то анабиоза, не то полусна. Так сидел бы и сидел. Одна проблема, - обязательно спросят, что ты по этому поводу думаешь.
В метро опять очень много нас. В вагон влезают и влезают. Хочу на этой почве исследовать одну теорию. Согласно ей нет такого забитого людьми вагона, в который не смог бы влезть опаздывающий на работу житель столицы.

Тревога недели - ограничения потребления энергии. В Москве это делается так. Системный блок ты включить можешь, а монитор - нет. Или одну половинку сосиски обжарить можешь, а вторую - нет.

Вспоминая службу в армии, представляю, каково в эти дни было солдатикам. Наверняка там сейчас нелегко. И наверняка поставили печки-буржуйки. И наверняка прапорщик опять не разобрался, как подключать эти печи к электросети.

За эти дни стало понятно одно. Чем бы будем ближе друг к другу, тем сложнее нас будет сломить любым холодам. А уж если рядом с нами будут еще и белки:.

Как бы ни было темно, скоро будет ясно!

Финал дневника замерзающего.

Олег Козырев, 24.01.2006

Скончавшийся в 2002 г. в возрасте 102 лет патриарх немецкой философии
Ганс Георг Гадамер был одним из немногих, кто практически во всех своих со-
чинениях по этической и аксиологической проблематике воспроизводил и
комментировал позиции Гартмана. Гадамер, работавший в студенческие годы в
семинаре Гартмана, вспоминал: «Прошло более полувека со времени появле-
ния „Этики“ Николая Гартмана, и к еще более раннему времени восходят им-
пульсы и вызовы, которые я сам воспринимал в молодые годы, следуя его лич-
1 Из многих написанных Гартманом томов на русском языке изданы «Эстетика» (М., 1958) и глава
из книги «Проблема духовного бытия» (Гартман Н. Проблема духовного бытия // Культурология
ХХвек. М., 1995). Исследовательская и комментаторская литература о нем у нас также крайне скудна.
Не считая публикаций, посвященных «Эстетике» (после ее издания на русском языке),— стоит на-
звать монографию Т. Н. Горнштейн (Философия Николая Гартмана. Л., 1969). При всех соответст-
вующих тому времени весьма резких критических высказываниях по адресу буржуазного философа
Гартмана, это серьезное исследование, тематически ограниченное реконструкцией и анализом онто-
логической и гносеологической проблематики философии Гартмана, сохраняет свое значение. Этой
же проблематике посвящена глава о Гартмане в книге В. Д. Губина (Онтология. Проблема бытия в со-
временной европейской философии. М., 1998). Лишь недавно в серии «Слово о сущем» Санкт-Петер-
бургского издательства «Наука» издан перевод важной для понимания «новой критической онтоло-
гии» книги Н. Гартмана «К основам онтологии» со вступительной статьей Я. А. Слинина. (СПб.,
2002). Аксиологическая и этическая проблематика философии Гартмана в отечественной философии
по сути еще не осваивалась.

Традиционная биографическая справка. Николай Гартман, остзейский немец
родился в Риге в 1882 г. Закончил Санкт-Петербургский университет в 1901 г. ба-
калавром по классической филологии. Уехав из России в Марбург в 1905 г., он на
долгие годы «попал в объятия» лидеров Марбургской школы неокантианства,
под чьим влиянием и сформировался как философ. В 1907 г. стал доктором фи-
лософии, затем (с 1925 г.) доцентом, позже профессором Марбургского универ-
ситета. Впоследствии профессор Кёльнского и Берлинского университета, где
его и застал конец войны. Умер в Гёттингене в 1950 г.

Получив философское образование и воспитание у марбургских неокантиан-
цев, Гартман разделял их философские позиции до начала 20-х гг. Его отход от
неокантианства свершился под влиянием критики Э. Гуссерлем психологизма и
неокантианского субъективизма. Свои счеты с неокантианством Гартман свел в
книге «Основные черты метафизики познания» (1921). Разрыв был полным и,
надо полагать, для Гартмана небезболезненным. В опубликованной четыре года
спустя «Этике» критический пафос в отношении неокантианской теории ценно-
стей и кантовского этического формализма стал одним из главных ее мотивов.
В философском самоопределении Гартмана важную роль сыграли М. Хайдеггер
и М.Шелер, чьи труды Гартману были известны и ранее и с кем он позже непо-
средственно сотрудничал в Кёльнском университете. С Хайдеггером (его колле-
6 Ю. В. Перов, В. Ю. Перов
1 Gadamer H.G. Wertethik und praktische Philosophie // Gadamer H.-G. Gesammelte Werke. Tuebin-
gen. 1999. Bd 4. S. 203.
гой по Марбургскому университету) Гартмана сближала общая тенденция их фи-
лософской эволюции от трансцендентальной феноменологии раннего Гуссерля
к конструированию философской онтологии. То, что «новая критическая онто-
логия» Гартмана в результате имела очень мало общего с «фундаментальной он-
тологией» Хайдеггера,— это вопрос существенный, но пока вторичный.

Гартман плодовитый писатель, о чем свидетельствует перечень его главных
книг, написанных в «постнеокантианский» период. Помимо упомянутых работ
«Основные черты метафизики познания» (1921) и «Этика» (1925) это «Проблема
духовного бытия» (1933), «К основам онтологии» (1935), «Возможность и дейст-
вительность» (1938), «Строение реального мира. Очерк всеобщего учения о кате-
гориях» (1940), «Философия природы. Абрис специального учения о категориях»
(написана до незаконченной «Эстетики» (1945), но, как и «Эстетика», опублико-
вана в 1950 г. Он (о чем считают нужным упомянуть все комментаторы его фило-
софии) стал последним немецким философом, создавшим целостную философ-
скую систему, включающую все традиционные «части» философии, все (в тер-
минологии Гегеля) «философские науки»: онтологию, теорию познания, натур-
философию, социальную философию, этику и эстетику. И сделал он это в ХХ в.,
когда философская ситуация оказалась крайне неблагоприятной для конструи-
рования философских систем, и, более того, когда восторжествовало почти все-
общее убеждение, что время индивидуальных авторских философских учений,
охватывающих в систематической форме всю философскую проблематику в ее
целостности, безвозвратно миновало. К этому вопросу еще придется вернуться,
но уже здесь уместно заметить, что способ осмысления и реализации Гартманом
«принципа системности» в философии, равно как и содержательное ядро его
системы в полной мере «современны» философским исканиям первой полови-
ны двадцатого столетия. Нередко его философия оценивалась как классическая,
а порой даже и как архаическая. В ряде существенных моментов (построение
систематической философской системы, дифференцированный анализ катего-
рий, академичность изложения, а отчасти и само содержание) философия Гарт-
мана действительно может выглядеть несколько архаично, но в целом такого
рода оценки вряд ли адекватны.

Вполне может оказаться,
что несомненные приобретения Гартмана в аксиологии и ценностной этике дос-
тигнуты им совершенно независимо от философии ценностей и «аксиологиче-
ской» методологии. Поэтому наличие таких приобретений не может свидетель-
ствовать о каких-то преимуществах как ценностного подхода в целом, так и его
феноменологической версии. И напротив: неудача конкретного исследования
могла бы стать результатом не недостатков «ценностного подхода» как такового
и даже не феноменологического варианта философии ценностей, а следствием
личной авторской концепции Николая Гартмана.

Вместо этого предлагается объяснить и понять общество,
культуру и историю из «ценностей», образующих, как полагают, их основания и
определяющих их историческое своеобразие. Возродившееся противостояние
пропагандистов «общечеловеческих» и апологетов «национально-самобытных»
ценностей также обострило современную «ценностную ситуацию». В то же вре-
мя все попытки аксиологических трактовок культуры и истории неизбежно на-
талкиваются на откровенную дискуссионность фундаментальных философских
вопросов о существе, основаниях, способах существования и роли ценностей в
общественной жизни. Поэтому оценка достигнутых аксиологией результатов, ее
возможностей и перспектив будет отнюдь не лишней.

Есть веские основания утверждать, что сущно-
стное противополагание «бытия» и «ценностей», познавательного и ценностно-
го отношений человека к миру сформировалось в ходе истории и само историч-
но. Имеется в виду при этом историческое формирование фундаментальных
предпосылок, которые условно могут быть названы «метафизическими основа-
ниями мышления в ценностях». Есть существенные аргументы в пользу того, что
только во второй половине XIX в. в Западной Европе вместе с формированием
философии ценностей вся европейская метафизика, по словам М. Хайдеггера,
становится «мышлением в ценностях»1. С другой стороны, философы, сами при-
надлежащие к аксиологической традиции, без труда обнаружили «ценностную
проблематику» во всей предшествовавшей философии и склонны интерпрети-
ровать все прошлые эпохи и культуры в ценностных понятиях, приписывая и им
«мышление в ценностях», предполагая при этом, что в те ранние времена фило-
софия всего лишь «еще не» осознала и не закрепила понятийно своеобразие цен-
ностного отношения и ценностного сознания.

Одним из главных приобретений истори-
ко-философского знания за последнее столетие явилось признание фундамен-
тального значения того факта, что исторические способы философствования
различались не столько тем, что мыслилось (то есть непосредственным содер-
жанием философских идей), но в первую очередь, как оно мыслилось (типами и
способами философствования). Отсюда проистекает методологическое следст-
Философия ценностей и ценностная этика 9
1 Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993. С. 65.
2 Там же. С. 72.
вие, если и не вовсе запрещающее, то во всяком случае существенно ограничи-
вающее попытки интерпретировать философские учения прошлых эпох в кате-
гориях и понятиях классической новоевропейской или современной филосо-
фии.

Она уместна, скорее, в ка-
честве предостережения от некорректного стремления приписывать наши теоре-
тические понятия мыслителям прошлого. Вопрос же по существу, в какой мере и
в каких границах понятийный аппарат современной аксиологии приложим к ис-
следованию культур и образа жизни иных времен и народов, порождает ком-
плекс методологических проблем, входить в детальное обсуждение которых
здесь вряд ли уместно.

Уже первые акты обменов породили представ-
ления о сопоставимой цене и ценности обмениваемых товаров. Не случайно
в большинстве европейских языков «цена» и «ценность» этимологически близ-
ки, а в немецком «ценность» и «стоимость» и по сей день обозначаются одним
словом, что дает основание генетически выводить первое из второго. Тем самым,
тезис об историчности ценностного отношения человека к миру, если он хочет
претендовать на истинность, должен означать нечто иное и более определенное.
Возможен и компромисс. Если понятие «ценность» рассматривают в контек-
сте самостоятельной философской аксиологии, где ему принадлежат централь-
ные место и роль, историческое начало философии ценностей (как обычно и де-
лают) можно датировать с Канта и неокантианской традиции.