Лады. Тогда тримайте.
Проблема неоднозначности интерпретации (de dicto или de re, или что-то еще), таким образом, остается; пока дело касается языка логики — все в порядке, но, когда доходит до предполагаемых аналогов выражений со связанными переменными в естественных языках, возникают трудности с переводом: как и в случае с выражением 'то, что написало Уэверли', здесь остается возможность de re интерпретации выражений типа 'нечто, что пегасит' и, соответственно — парадокса "бороды Платона": как может нечто не существующее быть референтом термина (в частности, как оно может отрицаться)? И все же, в той мере, в какой сохраняется хотя бы призрачная возможность перевода конструкций естественных языков на язык логики, остается и возможность устранения de re интерпретаций и, соответственно, решения проблемы референции в духе Рассела и Куайна. Но один из тезисов Куайна, получивший в литературе название тезиса онтологической относительности, ставит онтологические обязательства языка в зависимость от его структуры; с другой же стороны референциальная часть языка при таком подходе сама оказывается онтологически зависимой[4]. Для того, чтобы объяснение референции или референциальности в терминах структуры языка или концептуальной схемы, отвечающее критерию онтологической относительности, не было реверсивным — т.е. использующим ссылки на онтологические обязательства системы как на то, что в конечном счете определяет порядок связывания переменных — требуется, чтобы какая-то другая часть языка определяла как его онтологию, так и его референциальную структуру и сама при этом была свободна как от референциальных, так и онтологических предпосылок. Эту часть должно составлять то, что, согласно онтологическому критерию Куайна — "быть значит находиться среди значений переменной" — определяет структуру распределения таких значений, иначе говоря, виды сущностей и, соответственно, допустимые типы связывания переменных.
Но может ли такая часть языка считаться действительно самостоятельно действующей, референциально или онтологически нейтральной силой? Ведь онтология и референциальная структура языка при таком подходе вместе ставятся в зависимость от тех приемов и методов, посредством которых мы — владеющие и использующие этот язык — структурируем наш опыт и обучаем тому же новых членов нашего коммуникативного сообщества. Эти методы вполне могут аккумулировать в себе различные референциальные и/или онтологические пресуппозиции. Так, значения предикатов Куайн описывает с помощью понятия истинности, понятого в терминах семантической концепции Тарского: значение предиката состоит в том, что он истинен относительно каждого (или ни одного) объекта из множества, составляющего его объем. 'Истинен относительно' в терминах Тарского расшифровывается через понятие удовлетворения (satisfaction) предиката (сентенциальной функции или, иначе, открытого предложения, т.е. предложения с переменной) последовательностями объектов. Но таким образом значение предикатов и, соответственно, предикатная, концептуальная структура языка ставится в зависимость от онтологических обязательств. Чтобы ответить на вопрос "Каковы онтологические обязательства, соответствующие той или иной теории или тому или иному языку?", необходимо знать не только условия истинности для соответствующих предложений языка, но и как интерпретировать переменные — что именно подставлять на их место в предложениях в том или ином контексте (определяемом межконцептуальными связями внутри языка). Это знание должно быть существенной частью того, что должен знать человек, говорящий на каком-то языке.

Цитата из работы - Лебедев "Онтологические проблемы референции".

"Закат Европы". Прав был Шпенглер.

Конецмесяцаконецквартала